Сатира бесстрашная, но не бесстрастная (по произведениям Г.Р. Державина)

     Дворянский сын Державин начал свою службу в Преображенском лейб-гвардии полку рядовым солдатом и только через десять лет получил самый первый офицерский чин прапорщика. «Куртуазная» поэзия помогла ему в мгновение ока взлететь до таких высот, что Державин одно время был личным секретарем императрицы и весьма доверенным лицом.
     Все десять лет жестокой солдатчины Державин, закованный гвардейскими уставами караульной службы, писал стихи, не придерживаясь никаких правил классицизма, вроде вот такой профанации:
     На кабаке Борея
     Эол ударил в нюни;
     От вяхи той бледнея,
     Бог хлада слякоть, слюни
     Из глотки источил,
     Всю землю замочил.
     Муза у него - «кабацкая певица», поет не стихеры, а орет: «ширень да вирень II Да лист, братцы, трава...». Языческие божества времен года - вечно пьяные девки, гораздые танцевать и буянить. Такое литературное упражнение в пародийном стиле встретится гораздо позже любому школьнику: в белорусской литературе - «Тарас на Парнасе» - и в украинской - «Энеида навыворот». Но интересно отметить, что в этих стихах Державина совсем нет сатиры, хотя сатирическое направление все же преобладает в творчестве поэта. Особенно достается вельможам: ... украшение одежд
     Шутов в вельможи наряжает.
     Близость к трону личного секретаря императрицы позволяет Державину не только щекотать их насмешками, а напрямую обличать:
     Осел останется ослом,
     Хоть осыпь его звездами;
     Где надо действовать умом,
     Он только хлопает ушами.
     Поэт и сам был изрядным вельможей, но никто не смог его обвинить в глупости или невежестве. Но все же характерна для Державина прежде всего тонкая лирическая шутка - легкая ирония. Вот как утешает Венера страдания своего младенца Купидона, укушенного пчелой:
     «Суди ж: коль так пчелы
     Тебя терзает жало,
     Что ж твой удар стрелы?»
     Так шутит уже не рядовой гвардии, кутилка-стихоплет, а придворный поэт, призванный услаждать своими стихами изысканный слух царицы и ее фаворитов. Но элегантная манерность в духе классицизма не кажется у Державина приторной:
     Если б милые девицы
     Так могли летать, как птицы,
     И садились на сучках,
     Я желал бы быть сучочком,
     Чтобы тысячам девочкам
     На моих сидеть ветвях.
     Необычайная мелодичность этого стиха привлекала многих композиторов, стих превратился в песню, в которой народные исполнители шлифовали слова до тех пор, пока песню в двадцатом веке не стали прокатывать по трактирам уже под видом городско-
     го романса. Державин довел лирическую шутку до классического совершенства, но все же главной музой его была сатира:
     Поймали птичку голосисту
     И ну сжимать ее рукой.
     Пищит бедняжка вместо свисту;
     А ей твердят: «Пой, птичка, пой!»
     В этом элегантном скетче больше личного мужества и бесстрашия, чем поэтического мастерства. Так поэт ответил на настойчивые напоминания императрицы Екатерины Великой посвятить ей еще одну оду, достойную прежней «Фелицы». Видно, прав был Пушкин, которого Державин «заметил и, в гроб сходя, благословил», что «служенье муз не терпит суеты»... канцелярской.